Знаем, помним, гордимся

Григорий Иванович Шарченков

Григорий Иванович родился в 1918 году в деревне Кузино Глинковского района Смоленской области. Григорий Иванович Шарченков по профессии учитель. В 1938 году закончил Дорогобужское педучилище. В 1939 году был призван в Красную Армию, попал на службу в кавалерийскую дивизию, хоть и рубака из него и не получился, потому что, как человек с образованием, его направили на службу в штаб. Но на рубке пришлось потренироваться. В 1940 году началась финская война, дивизию перебросили на Карельский перешеек, где она участвовала в штурме Выборга. Но в дальнейшем командование Красной Армии, учтя уроки финской войны, решило, что надо сократить кавалерийские части и усилить армию танковыми соединениями. Дивизия из кавалерийской стала танковой, и бойцам пришлось менять клинки на штурвалы танков, а командному составу переучиваться. Но командир дивизии генерал-майор Салянкин, участник гражданской войны, побывавший на фронтах республиканской Испании, остался на своей должности.
Из воспоминаний Григория Ивановича: «24 июня 1940 года наша дивизия, в полном составе, в соответствии с договором, перешла границу Литвы, Здесь мне прослужить пришлось ровно год и встретить начало войны. К тому времени вторая мировая война бушевала по Европе. Фашистская Германия захватила почти всю западную часть континента. Напряжённость чувствовалась. Были и в нашем направлении провокации с нарушением границы. Но нам внушали, что с Германией подписан договор о ненападении, она завязла в Европе, и не может напасть на нас. Особенно обескураживающим было заявление ТАСС от 14 июня 1941 года о том, что перемещение немецких войск вдоль советской границы реакционными силами западных государств используется в целях пропаганды, чтобы спровоцировать конфликт между нами и Германией. Это усыпляло бдительность. Не случайным было то, что в канун войны мы находились в летних лагерях, не соблюдая боевой готовности, и за это поплатились в первый же её день».
В воскресенье, 22 июня, на рассвете, новобранцы услышали не гул, а рёв самолётов, высыпали из палаток и смотрели на небо. А над ними на бреющем полёте идут самолёты с красными звёздами на плоскостях и фюзеляжах. Пролетело мгновение, как они начали поливать бойцов  из пулемётов. Несколько человек было ранено. Тут же был нанесён бомбовый удар по  танковому парку. Сразу же было уничтожено и повреждено несколько танков. Вот тогда все  и поняли, что началась война с Германией. Самолёты оказались фашистскими.
Приказ свыше, о боевой тревоге, пришёл с опозданием. В нём предписывалось дивизии двинуться к границе, вступить в схватку с противником и сокрушительным ударом вышибить его с советской территории. Но то, что такой приказ было не так-то просто выполнить, бойцы сразу же ощутили на собственной шкуре. Как только танковая колонна двинулась в западном направлении, немецкая авиация буквально повисла над ней. Дивизия уже тогда несла потери.
Из воспоминаний Григория Ивановича: «Мы с ходу вступили в бой километрах в 20 от границы. Бой длился четверо суток. В других местах немецкие войска уже углубились в нашу территорию, а мы стойко оборонялись, и только на пятые сутки, израсходовав снаряды и горючее, потеряв большую часть техники, мы с остатками дивизии отступили в сторону Шауляя. Но то, что фронт на нашем участке задержался, трагически решил судьбу нашего соединения. Мы оказались в окружении. Когда всё стало ясно, командир дивизии собрал командный состав, рассказал обстановку. Предложил сосредоточить силы в кулак и прорваться из окружения. Но силы слишком были неравные, наша попытка успехом не увенчалась. Вражеское кольцо ещё больше сузилось. Командир решил, что один единственный выход - пробираться на восток отдельными группами. А сам с поникшей головой направился в штабную палатку. Оттуда сразу же раздался сухой пистолетный выстрел. Он застрелился».
Прошло уже больше месяца, как началась война. Немцы к тому времени захватили Минск и другие белорусские города. Григорий Иванович с бойцами, по сути дела оказались в глубоком немецком тылу. Это осложняло их положение. Беспокоило и враждебное отношение части националистически настроенного литовского населения. Но не зря говорят, что надежда умирает последней. Все на что-то  надеялись…
Однажды  группа бойцов  оказалась вблизи небольшой деревеньки. Увидели, как из неё вышла женщина среднего возраста с девочкой. Поняли, что они направляются в поле. Пошли им навстречу. Они не испугались. Оказалось, что старшая из них немного может изъясняться по-русски. Попросили у неё чего-либо поесть. Но она сказала, что еда им самим нужна. Но если солдаты зайдут в их дом, при этом указала, где он стоит, то хозяин их накормит. Пошли к этому дому. Спросили, есть ли поблизости немцы. Он ответил, что нет. Дал им хлеба и творога. Только они приступили к еде, как увидели  в окно: к деревне катят немцы на мотоциклах. Хозяин говорит: «прячьтесь в сарае, может быть проедут». Они  так и сделали. Но через некоторое время увидели в дверную щель, как три немца с автоматами наперевес направляются в  сторону сарая. Открывают дверь - и: «Хенде хох!»
Хозяин они больше не видели. Возможно, что все произошло случайно, но, скорее  всего, он  выдал советских солдат под угрозой расстрела за укрывательство красноармейцев.
Пленных, среди которых был и Григорий Иванович,  погрузили в машины и повезли в город Кукмерге. Это между Каунасом и Вильнюсом. Поместили в лагере, обнесённом в несколько рядов колючей проволокой.
Все пленные находились под открытым небом. Здесь Григорий  встретил своих бывших командиров. Их постигла такая же участь. Всех здесь морили голодом. Утром давали кружку сурогатного кофе. На обед баланду без хлеба, кусок печеной брюквы. Вечером буханку хлеба на десятерых.
Лагерь был разделён на три блока. Первый блок рабочий. В него попали кто посильнее. Второй и третий нерабочие. В один день первый блок забастовал: требовал еды, иначе отказывался идти на работу. Охрана не смогла с ними справиться. Тогда вызвали роту автоматчиков. Раздались выстрелы. Стреляли через окна и двери, оставшихся в живых заставляли сносить трупы. Затем их увезли, куда - неизвестно.
Учёта пленных не было. Но однажды всех  выстроили в три шеренги и начали просматривать. Кое-кого выводили из строя и увозили. Оказывается, это была комиссия, которая занималась поиском евреев. Не исключено, что в их число мог попасть человек внешне похожий на еврея.
Через некоторое время часть пленных погрузили в машины и повезли в сторону Восточной Пруссии. Здесь уже был фундаментальный лагерь, сохранившийся со времён первой мировой войны. Тут Григорий Иванович впервые встретился с русскими, которые поступали на службу к фашистам по собственной воле и верно им служили. Отличались они своим видом откормленных боровов, наглостью и жестокостью. С одним ему пришлось познакомиться. Вот как это было:
«Однажды мне показалось, что под нарами рассыпаны какие-то орехи или что-то похожее на них. Я решил полезть за ними с миской. Слышу отборную матерщину и окрик: «Вылезай, земляк». Он нанес мне удар по лицу такой силой, что я упал. Выронил чашку и она разбилась. А это для меня было трагедией. Нечем получать пищу. Выручили ребята, они смастерили мне новую миску».
Немцы решили провести инвентаризацию пленных, находящихся в лагере. Впервые вводилась номерная система. Григорию достался номер 998. Первый раз повели в баню, стали гонять на работу. В районе города Инстебурга осушили болота и проводили узкоколейку по нему.
Жили тут же, в бараках:  труд и сама жизнь были адскими. Работали постоянно в болотной грязи, просушить одежду не было никакой возможности. Как и прежде, морили голодом.
Но в жизни главное удержаться - не оказаться сломленным, быть всегда человеком и не потерять достоинство советского воина и гражданина. Этой мысли Григорий постоянно придерживался. Вскоре он нашёл себе единомышленников. Они решили бежать. Обдумали, как осуществить  план побега. Решили, что единственный способ - это рыть подкоп под проволочным заграждением.
Работали ночью поочерёдно. Но вся сложность состояла в том, куда девать выбранную землю?  Куда только её не рассыпали - вот это в конечном счёте и погубило их затею - «заговор» был раскрыт, началось расследование. Допросы начались жестоким избиением. А в наказание за попытку к побегу их группу  поместили в неотапливаемый вагон и повезли в штрафной лагерь. Это было глубокой осенью 1942 года. Новый лагерь размещался на каменоломне. Жизнь в нём можно только сравнить с жизнью рабов на строительстве древних египетских пирамид.
Все пленные постоянно думали о побеге, надеялись на успех. Вот и Григорий строил планы освобождения, которые были, конечно, только  мечтой, но создавали перспективу жизни. Он боролся за жизнь. Это вселяло в его душу  новые силы, которые постоянно находились на пределе.
И случай подвернулся. Офицеру охраны понадобилось заготовить себе дрова. Он подобрал группу из тех, кто был поздоровее, в их число попал и наш земляк. Вот тогда он и решился на дерзкий поступок, как будто случайно, на рубке дров отрубил себе топором часть большого пальца. Кость частично была задета. Но не глубоко. Палец обмотал тряпкой. Но главная опасность была впереди. У немцев существовал лагерный порядок, при котором если военнопленный умышленно сделал себе травму, получил увечье, его расстреливали без суда и следствия.
Григорий нарочно растравил рану, и она сильно воспалилась. На работу выйти не мог. При лагере был лазарет. Если человек сильно заболевал, его отвозили туда, но, как правило, оттуда он никогда не возвращался. Врачи в лазарете были русские, из пленных. Григорию повезло: они отнеслись к нему хорошо. Через несколько дней рана зажила. Вместе с тем он там немного отдохнул. Вот, что он вспоминал:
«Картина, которую я увидел в так называемом лазарете, меня страшно потрясла. Хоть и до этого со смертью приходилось не единожды встречаться. Прежде всего, я лицезрел там живой скелет. Да, именно живой, дышащий, но не двигающийся, с бьющимся сердцем. На нём была одна только кожа, больше ничего. Второе, что мне пришлось там увидеть, это мертвецов, сложенных в штабеля. Их так складывали перед отправкой в крематорий. К моему счастью, в лагерь я не вернулся. По рекомендации врачей меня направили на сельхозработы в имение барона Ойленбурга».
Сначала, привезенные в имение пленные думали, что будут работать на свободе, а оказалось, та же жизнь за проволокой. На работу водили под конвоем. На ночь закрывали в мрачном кирпичном здании типа казармы. Оно было обнесено ещё и каменной стеной. Но условия жизни здесь были значительно легче, питание лучше. Барон, которого пленные  никогда в глаза не видели, понимал, что если не кормить лошадь, она и не потянет, так и пленный. К тому же можно для еды было где-то добыть клубень картофеля, свеклу…
Мысль о побеге не оставляла.  И вот представился случай, когда его стало возможным претворить в жизнь.
Григория неожиданно назначили поваром. Этим назначением преследовались далеко идущие цели. В обязанности повара входила выпечка хлеба. Пекарня хоть и находилась на территории, условно будем говорить, лагеря, но стояла отдельно от кухни. Это давало  возможность свободного передвижения.
Стали готовить побег. Группа побега состояла из семи человек. Главным лицом, на которое возлагались все надежды, был поляк. Он был переселенцем из Польши. Работал в имении дояром, а жил в деревне. В общем, находился на положении вольнонаёмного. Пленные стали свободно общаться с ним. План был такой: пробить стену в здании, выбраться через пролом, бежать к Неману. Поляк будет ожидать беглецов  с лодкой и одеждой. Дело в том, что она на ночь у пленных отбиралась и сдавалась гауптману на «хранение». Затем они хотели перебраться на левый берег реки, двигаться на юго-запад в Польшу. А там - что бог даст. Поляк сказал, что через знакомых сможет отправить их в партизанский отряд.
Место для пролома нашли. Работы производили ночью, когда охрана спала. Для отвлечения, в случае, если кто проснётся, Григорий выходил, как будто на кухню или в пекарню месить тесто, а сам их подстраховывал. Недели через две пролом был сделан.
Из воспоминаний Григория Ивановича: «Эту дату я запомнил - 13 июля 1943 года. Как только стемнело, я передал каждому участнику хлеб и продукты, заранее припрятанные мною, и полученные для кухни на неделю. По одному стали перебираться через пролом. И бегом к Неману. Поляк оказался на месте. И вот она, свобода! Что ждёт впереди, я не думал. Радовался и дышал ею. Калиф на час! Рассвет нас застал в лесу. Шли молча. Когда наступило утро, вдруг послышались женские голоса. Оказалось, женщины собирали малину. Мы сразу же углубились в лес. Казалось, что первая гроза миновала. В одном месте увидели загон для коров. Это было уже в ночь, на вторые сутки. Решили, что животных никто не охраняет. Наш дояр не утерпел. Попытался подоить первую попавшуюся корову. Но не тут-то было. Корова стала брыкаться, взбудоражила всё стадо. Послышался лай собаки. По всей вероятности, встревожились и сторожа. Так мы попались».
Когда привели в комендатуру, то, как обычно, допрос начался с избиения. После этого их направили вновь в штрафной лагерь. Посадили в карцер. В течение пяти суток давали воду и кусок хлеба.
Это было в конце 1943 года. Германия оказалась сама обескровленной. В сельском хозяйстве нужны были рабочие руки. И в качестве рабочей силы использовался труд военнопленных. Так Григорий  опять попал в имение Вонедорф, также принадлежащее какому-то графу…
…Наступил 1945 год. Он ознаменовался полным разгромом немецких гитлеровских войск. Но военнопленные  были изолированы от всего мира. Немцы скрывали от них истинное положение дел на фронте. Но шила в мешке не утаишь. Это чувствовалось даже по нервозности охранников. Иногда по брошенным словам. 25 января 1945 года всех собрали на сборном пункте. И тут они поняли, что немцы решили гнать их на Запад.
И вот началось хождение по мукам. Если и существует ад, то они  испытали все его «прелести». Измученных, голодных, завшивевших, гнали, именно гнали, хуже, чем скот. А все шли, гонимые страхом смерти от руки фашистских извергов. Некоторые не выдерживали и падали в отчаянии: «Ну что ж, убивайте, гады», - были последние слова. А их хладнокровно пристреливали. Трупы оставались на дорогах. Сколько мертвецов осталось на германских дорогах. Безымянных, забытых.
И это испытание длилось два месяца. Григория спасло то, что он не был большой комплекции. И врождённое физическое здоровье досталось в наследство от родителей. А главное, вера в победу. Наконец, остановились в городе Ольденбурге. А перед этим пленным не давали пищи три дня. Прошёл слух, что немцам отступать некуда, и они решили уничтожить всех. Но  7 мая фашистская Германия капитулировала. Об этом был издан приказ по германской армии. Это и решило  судьбу военнопленных. Охрана разбежалась. Пленные  остались в одиночестве. Некоторые занялись мародерством. И поплатились своей жизнью. Немцы отравляли свои продукты.
В город вошли канадские войска. Всех собрали на большой аэродром. Здесь были и просто пленные, в том числе и девушки, угнанные в Германию. В расположение прибыли английские эмиссары. Они, вопреки договорённости, начали проводить антисоветскую пропаганду: призывали не возвращаться на Родину, потому что там ждёт ссылка в Сибирь. Обещали благополучную жизнь на Западе. Но вот, наконец, прибыли представители Красной Армии. В диковинку пришлось увидеть офицеров в погонах. Да и звания офицеров. До этого они назывались средними командирами. Но это были наши, родные.
Всех пленных погрузили и повезли в советскую зону оккупации Германии.
Вот тогда и произошло событие, которое в дальнейшем решило  судьбу Григория. Проводился массовый отгон скота, особенно коров из Германии в районы, пострадавшие от немецко-фашистской оккупации. И его взяли в команду скотоперегонщиков. Так  прошли Польшу и достигли Белоруссии. Прошли Брест и Рогачев. Здесь и остановились. Дальше скот гнать было нельзя, он сильно истощал. Коров передали местной власти. А сами перегонщики подались на пересыльный пункт. А там формировались рабочие батальоны из бывших военнопленных. Так Григорий попал на Урал и работал там, на химическом заводе.
Вот тогда он наладил связь с семьёй. Но тут его ждал новый удар. Оказывается, во время оккупации отец, который в довоенное время был председателем колхоза, по заданию райкома партии пошёл в партизанский отряд. Там командовал взводом. Была в партизанском отряде и сестра Наталья - учительница. Однажды они были схвачены и после пыток направлены в концлагерь в Рославль. Сестре удалось чудом выбраться из него. Женщины, родственники заключённых, пришли в лагерь, чтобы передать продукты. Их впустили на территорию и не пересчитали. Она с ними вместе  вышла с территории, вновь ушла в партизанский отряд. Была разведчицей. В одной из боевых операций подорвалась на мине. Её чудом спасли от смерти, но ампутировали ногу. А отец был фашистами повешен.
В 1948 году Григорий Иванович  возвратился в Глинковский район, стал учительствовать. А заочно поступил на учёбу в Московский институт иностранных языков. Закончил его с отличием.

Коллектив здания Глинковской средней школы направо направо: Малашкина Т.Н.; Шарченков Г.И.; Полехина Л.Д.; Шарченкова Н.Е.

Григорию  Ивановичу часто задавали вопрос - «За три с половиной года пребывания в плену вам пришлось изведать все муки ада. Но были ли случаи, когда казалось - всё, жизнь кончена?» Он отвечал: «Такие случаи нас поджидали на каждом шагу».
Григорий Иванович выжил всем смертям назло и сохранил высокие благородные чувства. Главные из которых - любовь и уважение к людям.

Список использованной литературы:
1.Конюхова, Н. Любимый учитель / Н. Конюхова // Глинковский вестник. - 2008. - 25 января. - № 4.
2.Сосков И.В. Испытание муками / И. Сосков // Глинковский вестник. - 1993. - 13 июля. - № 56. - С. 2; 20 июля. - № 58. - С.2.
                                                             

О.И. Ковалёва